Olya’s Story («История Олии») переносит нас в иранские тюрьмы времен исламской революции. Перед нами предстает трагическая и духовно возвышенная история, которая случилась, когда сотни бахаи были арестованы, их дома разграблены и сожжены, и более 200 бахаи приняли мученическую смерть за веру. Автор сама провела много месяцев в тюрьме вместе с десятью женщинами, которые мученически погибли в 1982 г.

Ахтар Сабет Допросы Ахтар длились по времени обычно меньше, чем допросы других бахаи, из чего мы заключили, что её должны скоро отпустить...(Прочитать историю Ахтар Сабет)
Жинус Махмуди Последний раз, когда она посещала нас в Ширазе, она разговаривала с нами в более спокойной и несколько отдаляющейся манере, как будто знала, что это её последний приезд. Вскоре, вместе с членами Духовных Собраний других городов, она была схвачена революционными солдатами, и после 18 дней заключения и пыток казнена. (Прочитать историю Жинус Махмуди)
Заррин Мукими Я спросила следователя: „Я не понимаю, что тут происходит. Сколько же людей было на допросе?“ „Я часто тебя допрашивал и рассказывал всем о твоей смелости, стойкости и твоих знаниях, но они не желали мне верить. Поэтому я потребовал, чтобы они пришли сюда и увидели всё своими глазами.“ (Прочитать историю Заррин Мукими)
Иззат и Роя Ишраки В эту первую нашу ночь в женской камере тюрьмы Сепах мы не спали до рассвета и делились друг с другом обстоятельствами наших арестов. Семью Ишраки арестовывали уже не в первый раз. (Прочитать историю Иззат и Роя Ишраки)
Махшид Нируманд До того, как её схватили, однажды она сказала: "Я хотела бы поменяться с кем-нибудь из заключённых местами." И как бы предвидя то, что могло произойти, она подготовила себя, незадолго до её ареста тем, что снова повторила все молитвы, которые она выучила раньше наизусть, и изучила некоторые новые тексты Писаний для того, чтобы быть в состоянии отвечать на вопросы следователей точными цитатами. (Прочитать историю Махшид Нируманд)
Нусрат Ялда´и Когда эти бессердечные надзиратели так безжалостно бросили её в коридор, и я увидела эти ужасные раны на её нежных ступнях, то решила для себя, что должна обязательно ей помочь. Она вся дрожала, её тело было залито кровью, а складки её блузки были утоплены в раны на её теле. (Прочитать историю Нусрат Ялда´и)
Симин Сабири Одна из её любых шуток, которая всегда вызывала у нас смех, была шутка связанная со смертью и Небесами. Она говорила, что в случае, если она будет казнена, то перевернёт всё вверх дном на Небесах, лишь с тем, чтобы усложнить жизнь ангелам, дабы и они прочувствовали, что всем нам пришлось испытать на земле. (Прочитать историю Симин Сабири)
Тахири Сиявуши „До сегодняшнего дня, – отвечала она невозмутимо, – я думала, что они собираются казнить только Джамшида, но сегодня Религиозный Магистрат выдал распоряжение и о моей казни. Я буду сопровождать моего мужа в этом путешествии.“ С того дня я больше ни разу не видела её печальной или плачущей. (Прочитать историю Тахири Сиявуши)
Ширин Дальванд Наши семьи не имели и малейшего представления о том, в каких условиях мы находились, так как в дни свиданий мы старались выглядеть счастливыми и здоровыми, чтобы не вызывать у них подозрений о реальном положении дел. Мы никогда не рассказывали об условиях в камерах или о методах обращения с нами. Дни посещений были днями испытаний, так как с одной стороны, мы были ужасно счастливы видеть своих родных, а с другой – нам еле хватало сил стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы выглядеть сильными и счастливыми. (Прочитать историю Ширин Дальванд)

Olya Roohizadegan, Olya's Geschichte.

Aus dem Englischen von Tatjana Kruse.

Gustav Lübbe Verlag GmbH, Bergisch Gladbach, 1995.

ISBN 3-404-61322-8

„В ночь моего ареста, Иззат и Роя Ишраки были первыми знакомыми мне лицами, которые я узнала войдя в тёмную камеру тюрьмы Сепах. Солдаты арестовали их в 20 часов 30 минут, за несколько часов до того, как доставили в тюрьму меня. Иззат и Роя меня встретили так тепло, как-будто я вернулась домой.

С семьёй Ишраки я познакомилась в те дни, когда солдаты конфисковывали дома бахаи, которые жили в том же переулке, в котором стоял Дом Баба. Эти же солдаты выдворили из своего дома двух пожилых сестёр, членов семьи Афнан (семья Баба). Я помню, что тогда семья Ишраки предоставляла убежище для бахаи, потерявших свои дома. Вот и я приняла этих двух женщин, выделив им комнату, хотя сам дом даже для четырёх членов нашей семьи был недостаточно большим.

Инаят Ишраки родился в 1921 году в Исфахане. Позднее он переехал в Шираз и работал в "Национальный Иранской нефтяной компании". Он уже был на пенсии, когда я получила место в этой компании, тем не менее коллеги часто говорили о его доброте и честности, все его очень любили. В 1982 году его лишили пенсии, потому что он был бахаи, и тогда семье пришлось очень трудно. Хоть и с большим трудом, но им всё же удавалось сводить концы с концами.

Инаят был членом Комитета по семье и супружеству, который поддерживал бахаи в решении их семейных проблем. Он был посредником между Духовным Собранием и верующими, а также членом третьего запасного состава Духовного Собрания Шираза. В конце ноября 1982 года, в результате серии арестов в октябре, этот третий состав взял на себя полномочия двух предыдущих.

Иззат Ишраки, его жена, была членом того же комитета, а Роя, изучавшая ветеринарию в университете Шираза, до тех пор, пока оттуда не были исключены все бахаи, была членом Молодёжного комитета и преподавала религиоведение для детей бахаи. Всех троих арестовали этой ночью. Семнадцатилетнюю Розиту, самую младшую в их семье, оставили дома одну.

Подробнее: Иззат и Роя Ишраки

„Заррин Мукими родилась в 1954 году, в одной деревушке под названием Абияних, неподалёку от Исфахана. Она была третьим ребёнком в семье бахаи. Заррин получила высшее образование в области английской литературы в университете Тегерана, и была отличницей в течение всего периода обучения.

После окончания университета она переехала с родителями в Шираз, так как они принимали участие в мероприятиях по сохранению и защите Дома Баба, а также прилегающих строений. Они жили в одном из этих домов в переулке, в котором находился Дом Баба. Зарин работала бухгалтером и переводчицей на одном нефтехимическом предприятии неподалёку от Марвдашта, из которого, однако, в конце 1981 года была уволена, так как была бахаи. Она гордилась тем фактом, что причиной увольнения стала её религиозная принадлежность.

Заррин была высокой стройной девушкой, которая всегда одевалась очень скромно и просто. Она никогда не интересовалась модой, как это было принято для девушек её возраста. Она была увлечена учёбой, обладала обширными знаниями Писаний Бахаи и Корана, и знала „Китаб-и-Агдас“ наизусть.

Она преподавала в детских классах бахаи и была членом Молодёжного Комитета. Незадолго до ареста, её выбрали членом Регионального Комитета и одной из женщин-посредников, каковой была и я. Хотя бахаи были вынуждены находится в оппозиции и каждый их шаг находился под пристальным наблюдением, тем не менее, Заррин брала бесстрашно свои книги под мышку и шла от дома к дому, чтобы поддержать и приободрить молодёжь бахаи.

У Заррин был выдающийся дар, она писала стихи, и даже в детском возрасте. Повзрослев, она писала прекрасные поэтические статьи и эссе. После казни доктора Михди Анвари и Хидаят Дихкани, она написала одно вдохновенное посвящение, касавшееся тайны жертвенности и мужественности сына и дочери доктора Анвари, с которыми была очень близка. После того, как она посетила заключённых в тюрьме Аделабад, она описала духовность и смелость заключённых словами, которые годом позже оказались пророческими, но уже в отношении её собственного опыта заключённой. Вот небольшой отрывок из этого стихотворения:

„Сегодня ночью я вернулась из Аделабад.

Что должна я поведать, как я могу охватить словами это место?

Каким языком могу я описать мир такого рода?

Какие слова способны передать то, что видели эти земные глаза?

Сладким ли было это зрелище или горьким?

Я устремила мой взор и вот я вижу…

Сегодня ночью я вернулась из Аделабад.

Из того места, где пребывают удивительные любящие,

Мотыльки, сгорающие в пламени божественной любви.

За этими тяжёлыми мощными стенами томятся в цепях души,

более могущественные, чем сами эти стены.

Если бы я спросила даже одну из стен: Кого удерживаете вы?

Расскажите мне! Поведайте мне о шёпоте любви и о молитвах,

плывущих к утренней заре  через эти стальные решётки;

о слезах медленно стекающих по щекам!...

Сегодня ночью а вернулась из Адалабад.

Я вернулась из страны влюблённых, из страны любящих,

страны гостей на празднике беды.

Спросите меня, что я видела!

Спросите меня, чтобы я могла рассказать вам, что я видела

горящее пламя веры в глазах этих опьянённых влюблённых,

Я видела их с высоко поднятой головой и слышала их восторженно взывающими:

Взгляни, наконец-то  желание наших сердец исполнилось!...

Сегодня ночью я вернулась из Аделабад.

Из края, сожжённой осенью, травы.

И влюблённые там смотрят в лицо Возлюбленного.

Я вернулась от границы между жизнью и вечностью,

между вселенной из пыли и Вышним Царством!

И ты, о путник, если окажешься однажды в этих местах,

остановись на мгновенье, направь свой взгляд на эту высокую каменную стену,

вглядись в эти металлические ворота;

затем закрой глаза и прислушайся своим духовным слухом,

и возможно ты услышишь тот шёпот, который исходит от каждого камня:

Остановись, это Долина Любви!“

За 5 лет до её ареста, Заррин находилась под колоссальным давлением, в связи с её участием в мероприятиях по защите Дома Баба. Я вспоминаю, как однажды видела Заррин и её отца миролюбиво обращающихся к фанатичным мусульманам с разъяснениями в отношении Веры Бахаи, в то время как те порывались разрушить священный Дом. Заррин и её семья были в первых группах бахаи, которые были арестованы в октябре 1982 года. В Сепах я ни разу не виделась с Заррин, но от некоторых заключённых я слышала о её прямых и смелых ответах на вопросы надзирателей и следователей, которые, казалось, находились под впечатлением от её силы. Позже меня перевели в Аделабад, и там я имела возможность поговорить с ней лично. Она рассказала мне о том, что ей пришлось пережить:

Когда я находилась в Сепах меня допрашивали каждый день часами и задавали одни и те же вопросы по поводу моей Веры. Меня допрашивали вместе с Бахрамом Ялда´и, так как мы оба были членами комитета по воспитанию.

Однажды они привели меня в одно помещение, где допрашивали в течение семи часов, не снимая с моих глаз повязки. Я отвечала на вопросы в отношении моих знаний Корана и Писаний Бахаи. Затем следователь неожиданно сказал: „Ну что братья, есть ли у вас что сказать этой девушке? Лично мне больше нечего добавить. Она утверждает, что она бахаи и что Обетованный, которого все мы ждём, уже пришёл. Если у вас есть ещё вопросы, можете ей сами их задать.“

На одно мгновение в комнате воцарилась тишина, затем я услышала, как множество людей один за другим покинули помещение. Я спросила следователя: „Я не понимаю, что тут происходит. Сколько же людей было на допросе?“

„Я часто тебя допрашивал и рассказывал всем о твоей смелости, стойкости и твоих знаниях, но они не желали мне верить. Поэтому я потребовал, чтобы они пришли сюда и увидели всё своими глазами.“

Он спросил меня, какое наказание, на мой взгляд, мне полагается.

„В конечном итоге – казнь, но я предпочитаю умереть, сказав правду, чем оказаться виноватой на божьем суде.“

В другой день следователь настаивал на том, чтобы я отреклась от Веры. Я сказала: „Я бахаи, и ни при каких обстоятельствах не откажусь от моей Веры.“

Он спросил: „До какой поры ты будешь упорствовать? До момента казни?“ Я подтвердила, но он не унимался и настаивал на том, чтобы я отреклась.

„Ваша честь, - сказала я, - уже не первый день Вы задаёте мне одни и те же вопросы. Я написала и подписала бесчисленные объяснения, что я лучше умру, чем отрекусь. Я не думаю, что существует необходимость снова и снова, задавать мне одни и те же вопросы. Ещё в первый день я дала вам ясный и однозначный ответ. Даже если в ближайшие годы Вы будете постоянно мне предлагать то же самое, а буду давать Вам один и тот же ответ. Почему Вы не оставите меня в покое?“ Я начала всхлипывать. „На каком языке я должна Вам сказать, что я принадлежу Бахаулле? Моя любовь – это Бахаулла, моё сердце бьётся только для Бахауллы.“

„Тогда я вырву твоё сердце из груди!“ – закричал он в бешенстве.

„И тогда моё сердце будет восклицать: Бахаулла, Бахаулла.“

Он выскочил из комнаты, не в силах более выдержать выражения моих чувств. Когда он вернулся, я всё ещё всхлипывала.

„Ты всё ещё плачешь, девочка? Мы тоже люди, ты знаешь, у нас тоже есть чувства.“

Они использовали любую уловку, чтобы разрушить между нами (бахаи) доверие друг к другу. Однажды, после долгого допроса в Аделабад, следователь отправил меня и моих родителей в Сепах, и попытался вызвать конфронтацию между нами и Сухаилем Хушмандом. Я знала, что его пытали, хотя во время всего допроса с наших глаз не снимали повязки. Было явно то, что его вынудили дать против нас ложные показания. Они сказали: „Сухаиль подтвердил, что господин и госпожа Мукими несколько лет назад ездили в Израиль с целью шпионажа; вы все трое должны подтвердить, что вы шпионы Израиля и Всемирного Дома Справедливости.“

Некоторое время я была наивной в отношении их коварных методов получения информации и верила им. Я сказала: „Сухаиль, я надеюсь, Бог простит тебе этот обман. Мы не шпионы и нам нечего скрывать. Каждому бахаи запрещено заниматься политикой. Тот, кто нарушает это правило и принимает участие в политической деятельности, тот не бахаи. Нам предписано соблюдать законы и подчиняться правительству той страны, в который мы проживаем. Мои родители были в Израиле, совершая паломничество.“

„Ваша честь, - сказала моя мама, - а старая, неграмотная женщина. Я ничего не понимаю в шпионаже и политике. Однажды я посещала святые места бахаи, также как Вы посещаете могилу имама Хусейна в Ираке. Разве делает это Вас шпионом в пользу Ирака?“

Маму Заррин, вскоре после этого, освободили безо всяких условий, а саму Заррин и её отца оставили в тюрьме. По причине того, что Заррин располагала обширными знаниями в вопросах религии, она находилась в ещё большей опасности. Чем больше знаний мы показывали, тем сильнее было давление, и тем более виновными мы становились в их глазах. Перед её последним допросом я особо предупредила Заррин, что она должны быть осторожнее: „Прокурор мужчина, исполненный предрассудков, и если он выяснит то, насколько ты образованна, это приведёт его в бешенство, и он распорядится о твоей казни.“

Она взглянула на меня и улыбнулась. О своём освобождении она могла менее всего думать. „Здесь нам предоставляется замечательная возможность. Мы должны рассказать им об истине и помочь им понять её. Мы не можем себе позволить испугаться того, что они могут нам сделать. Мы должны быть честными и на каждый заданный нам вопрос постараться отвечать подробно. Мы не имеем права оставлять это без разъяснений. Мы должны сделать Веру важнее, чем мы сами и пожертвовать нашей жизнью и всем, что имеем, ради Истины.“

Несколько минут спустя, она вернулась в мою камеру с резинкой для волос, иглой, ниткой и чёрной чадрой, которую мы должны были носить каждый день. „Я должна закрепить эту резинку на чадре, с тем чтобы я могла её края лучшим образом приложить к шее, и не переживать по поводу того, что чадра соскользнёт с моей головы. Так, я смогу лучше сконцентрироваться на том, что завтра собираюсь сказать, и ничто не будет меня отвлекать.“ Таким образом, спокойно и решительно, она готовила себя к следующему дню.

Она проснулась в четыре часа утра, помолилась и попрощалась с нами. В пять, её вызвали в зал, а в восемь вечера она вернулась назад. Её обвинили в участии в администрации бахаи, в шпионаже в пользу Израиля, в том, что она была учителем бахаи, в том, что состояла в различных комитетах бахаи, была не замужем и отказалась отречься от своей Веры. Её приговорили к смерти через повешение, если она только не отречётся. Заррин смело сказала прокурору: „Я нашла Истину, и я не отдам её ни за какую цену.“

Ей было 28 лет.

(перевод с немецкого, М.Беккер)

Этот рассказ в формате MS Word

Биографии бахаи собраны на сайте BahaiArc в разделе жизнеописания.

Из этой же книги «История Олии» читайте рассказ про двух других иранских женщин-бахаи, приговоренных к смерти — Иззат и Роя Ишраки

"Впервые я встретилась с Тахири в 1977 году в доме Фахана, в Ширазе. Следующий раз мы увиделись снова лишь пять лет спустя, когда я обнимала её, встречая в темноте холодной камеры тюрьмы Сепах. Её схватили за час до нашего задержания.

Её муж Джамшид, был двоюродным братом Хидаята Сиявуши, который работал в оптике, перед тем, как его доставили в Сепах. Тахири рассказала мне вкратце, что им с Джамшидом пришлось пережить в последние годы:

„В 1977 году мы решили с Джамшидом переехать в Ясуз. К началу революции в 1978 году, они напали на нас, отобрали наш дом, наше имущество и новую лавку Джамшида. Из больницы, в которой я работала медсестрой, меня уволили. После этого, без средств к существованию, мы вернулись в Шираз. Мы начали всё с нуля, долгое время нам приходилось очень тяжело, но мы были рады и тому немногому, что у нас было. Я обращалась во многие больницы по поводу работы, но все они отвечали мне одно: хотя они крайне нуждаются в моих услугах, тем не менее не могут взять меня на работу, так как я бахаи.

Незадолго до этого, после долгих месяцев поиска я нашла всё-таки одно место в частной клинике. Три месяца назад, Джамшид открыл небольшой магазинчик одежды. После четырёх лет, не имея своего угла, постоянно переезжая с места на место, мы смогли наконец-то снова встать на собственные ноги. Лишь только неделю назад мы смогли себе позволить купить холодильник, кровать и ещё пару предметов мебели. Но теперь мне кажется, что они и нас самих не смогли оставить в покое, и в итоге мы оба оказались в этой тюрьме.

Подробнее: Тахири Сиявуши

„В тюрьме близкой подругой Заррин (Мукини) была Симин Сабири, которая была во многом на неё похожа. Симин была в первых группах бахаи, арестованных в октябре 1982 года. Ей было 24 года, она была самой младшей в её большой семье, а также самым молодым членом Комитета Шираза. Она была в Комитете по воспитанию, была посредником по связям с Духовными Советами и преподавала религиоведение детям-бахаи. В декабре 1978 года, когда обезумевшая толпа поджигала и громила дома бахаи в Ширазе, дом Симин тоже не избежал этой участи, был разграблен, и позднее конфискован.

Подробнее: Симин Сабири

„Ширин Дальванд родилась в семье бахаи города Шираза, в 1956 году. Её настоящее имя было Шахин, но она росла таким чудесным ребёнком, что родители всегда звали её Ширин, что означает „Сладость“.

Ширин была спокойной, заботливой и сердечной девочкой. Она проявляла исключительную любовь не только к другим людям, но и отличалась особой мягкостью по отношению к животным и даже растениям. Её мама рассказывала, что у них на заднем дворе было растение, на которое у Ширин была аллергия. Её отец хотел с корнем вырвать его, но Ширин воспрепятствовала этому. Она предпочла всякий раз, проходя мимо этого растения, прикрывать лицо, чем просто позволить уничтожить его.

В период своего школьного обучения она неизменно получала лучшие оценки. В 19 лет она поступила в Университет-Пахлеви на факультет Социологии. Она исследовала и составила основные тезисы по проблеме наркотической зависимости, изучая вопрос - почему одни более, чем другие подвержены этой зависимости. Ей работа была такой основательной и содержала такие важные данные, что её профессор во время своих лекций позволял себе ссылаться на это исследование. Ширин усердно училась в университете, и при этом была вдохновенным участником Молодёжного Комитета, а позднее и Комитета по образованию бахаи. Незадолго до её ареста она была выбрана в число посредников между общиной и Духовными Собраниями Шираза.

Её арестовали всего через несколько часов после того, как арестовали меня. Иззат, Роя, Мину, Тахири и я были уже в камере; мы тихонько рассказывали друг другу детали наших арестов, как вновь заскрипели железные ворота главного входа. Каждый раз, когда открывалась эта дверь, то душевно больные в нашей камере начинали громко смеяться – это был звук, вселявший ужас в души новичков. Услышав этот звук, мы сразу подскакивали со своих мест, чтобы встретить новых заключённых, поддержать их и утешить.

Около трёх часов ночи в камеру привели Ширин, с ней была также Митра Ираван и Рухия Джаханпур. Я обняла Ширин, которая первой вошла в камеру. Мы поздоровались и обменялись последними новостями. Тогда Ширин рассказала мне историю своего ареста:

Подробнее: Ширин Дальванд